Атаман П.Н. Краснов.
Это было очень, очень давно, во время моего посещения пленных в Австро – Венгрии. Тогда ещё Божией милостью была императорская армия. В госпиталях умирающие раненые. В лагерях, на полевых работах – все как один, тянулись к своей матушке России.
Многие от одной тоски по ней умирали. Семья, деревни, сёла, церковь, поля и леса звали их к себе… Но что всего больше поражало – это их простая вера в Бога, их поразительная покорность воле Божьей и православное величание Бога. Сквозь весь этот мир чувств, страданий и молитвы сиял для них тихий образ царя – батюшки. Всё для них начиналось и кончалось им. Он был им отец везде – в деревне, в бою, в ранении, в плену… Ибо всё добро, всё счастье - всё было от Бога и от батюшки – царя и могло быть только в России.
В одном громадном здании, устроенном для лазарета, лежало много раненых, умирающих, выздоравливающих. Собрали и всех работающих пленных в этом городе. Сердце было залито их слезами, страданием, тоской и верой в Бога. Казалось, от этого исповедания земля соединялась с небом в сердце человека.
Обход кончался, стемнело. Кто – то подошел ко мне попросить начальство разрешить спеть: «Хотим спеть вам всё, что чувствуем. Себя и вас утешить на прощание…»
Где - то задали тон – его передали по коридорам, палатам, лестницам… всё замерло. И вдруг где - то далеко, пронизывая и побеждая собою все, один чистый голос канонарха зазвенел: «С нами Бог, разумейте языцы и покоряйтесь». И еле – еле слышно, все расширяясь, дивный хор, как ангельские крылья, все выше и выше поднимал эти слова великого повечерья… Спустилось на землю благословенное молчание, никто уже не мог говорить. Все безмолвно толпились у выхода, как вдруг это море людей упало на колени и запело: «Боже, Царя храни». Рыдание перебило пение. В плену было запрещено петь гимн, за это строго наказывали. Но любовь и верность смели все законы войны. Австрийское начальство сняло головные уборы, они вытянулись и стояли смирно…
Склонились невидимые знамёна перед великим признанием России.
ВОЙСКОВАЯ ХОРУГВЬ СПКО
